Неточные совпадения
И, получив утвердительный ответ, Степан Аркадьич, забыв и о том, что он хотел просить Лидию Ивановну, забыв и о деле сестры, с одним желанием поскорее выбраться отсюда, вышел на цыпочках и, как
из зараженного
дома, выбежал на улицу и долго разговаривал и шутил с извозчиком, желая
привести себя поскорее в чувства.
Клим не поверил. Но когда горели
дома на окраине города и Томилин
привел Клима смотреть на пожар, мальчик повторил свой вопрос. В густой толпе зрителей никто не хотел качать воду, полицейские выхватывали
из толпы за шиворот людей, бедно одетых, и кулаками гнали их к машинам.
Не дай Бог, когда Захар воспламенится усердием угодить барину и вздумает все убрать, вычистить, установить, живо, разом
привести в порядок! Бедам и убыткам не бывает конца: едва ли неприятельский солдат, ворвавшись в
дом, нанесет столько вреда. Начиналась ломка, паденье разных вещей, битье посуды, опрокидыванье стульев; кончалось тем, что надо было его выгнать
из комнаты, или он сам уходил с бранью и с проклятиями.
Они поселились в тихом уголке, на морском берегу. Скромен и невелик был их
дом. Внутреннее устройство его имело так же свой стиль, как наружная архитектура, как все убранство носило печать мысли и личного вкуса хозяев. Много сами они
привезли с собой всякого добра, много присылали им
из России и из-за границы тюков, чемоданов, возов.
Другая причина — приезд нашего родственника Бориса Павловича Райского. Он живет теперь с нами и, на беду мою, почти не выходит
из дома, так что я недели две только и делала, что пряталась от него. Какую бездну ума, разных знаний, блеска талантов и вместе шума, или «жизни», как говорит он,
привез он с собой и всем этим взбудоражил весь
дом, начиная с нас, то есть бабушки, Марфеньки, меня — и до Марфенькиных птиц! Может быть, это заняло бы и меня прежде, а теперь ты знаешь, как это для меня неловко, несносно…
Райский следовал за ним
из улицы в улицу, и, наконец, вожатый
привел его к тому
дому, откуда звонко и дружно раздавались азы.
Их казенную квартиру до мелочи помню, и всех этих дам и девиц, которые теперь все так здесь постарели, и полный
дом, и самого Андроникова, как он всю провизию, птиц, судаков и поросят, сам
из города в кульках
привозил, а за столом, вместо супруги, которая все чванилась, нам суп разливал, и всегда мы всем столом над этим смеялись, и он первый.
Идучи по улице, я заметил издали, что один
из наших спутников вошел в какой-то
дом. Мы шли втроем. «Куда это он пошел? пойдемте и мы!» — предложил я. Мы пошли к
дому и вошли на маленький дворик, мощенный белыми каменными плитами. В углу, под навесом, привязан был осел, и тут же лежала свинья, но такая жирная, что не могла встать на ноги. Дальше бродили какие-то пестрые, красивые куры, еще прыгал маленький, с крупного воробья величиной, зеленый попугай, каких
привозят иногда на петербургскую биржу.
Привлеченные в качестве обвиняемых Маслова, Бочкова и Картинкин виновными себя не признали, объявив: Маслова — что она действительно была послана Смельковым
из дома терпимости, где она, по ее выражению, работает, в гостиницу «Мавританию»
привезти купцу денег, и что, отперев там данным ей ключом чемодан купца, она взяла
из него 40 рублей серебром, как ей было велено, но больше денег не брала, что могут подтвердить Бочкова и Картинкин, в присутствии которых она отпирала и запирала чемодан и брала деньги.
Когда Нагибин
привез из города известие, что и
дом и все в
доме готово, в Гарчиках, в деревенской церкви, совершился самый скромный обряд венчания.
Правда, прошло уже четыре года с тех пор, как старик
привез в этот
дом из губернского города восемнадцатилетнюю девочку, робкую, застенчивую, тоненькую, худенькую, задумчивую и грустную, и с тех пор много утекло воды.
— Поди,
приведи ее сюда да выведи
из дому всех наших людей, чтоб ни одной души в нем не оставалось, кроме приказных, а ты, Антон, запряги телегу.
Поехал и Григорий Иванович в Новоселье и
привез весть, что леса нет, а есть только лесная декорация, так что ни
из господского
дома, ни с большой дороги порубки не бросаются в глаза. Сенатор после раздела, на худой конец, был пять раз в Новоселье, и все оставалось шито и крыто.
В половине 1825 года Химик, принявший дела отца в большом беспорядке, отправил
из Петербурга в шацкое именье своих братьев и сестер; он давал им господский
дом и содержание, предоставляя впоследствии заняться их воспитанием и устроить их судьбу. Княгиня поехала на них взглянуть. Ребенок восьми лет поразил ее своим грустно-задумчивым видом; княгиня посадила его в карету,
привезла домой и оставила у себя.
— Гаврило Семеныч! — вскрикнул я и бросился его обнимать. Это был первый человек
из наших,
из прежней жизни, которого я встретил после тюрьмы и ссылки. Я не мог насмотреться на умного старика и наговориться с ним. Он был для меня представителем близости к Москве, к
дому, к друзьям, он три дня тому назад всех видел, ото всех
привез поклоны… Стало, не так-то далеко!
Этот знаток вин
привез меня в обер-полицмейстерский
дом на Тверском бульваре, ввел в боковую залу и оставил одного. Полчаса спустя
из внутренних комнат вышел толстый человек с ленивым и добродушным видом; он бросил портфель с бумагами на стул и послал куда-то жандарма, стоявшего в дверях.
— Было уже со мной это — неужто не помнишь? Строго-настрого запретила я в ту пору, чтоб и не пахло в
доме вином. Только пришло мое время, я кричу: вина! — а мне не дают. Так я
из окна ночью выпрыгнула, убежала к Троице, да целый день там в одной рубашке и чуделесила, покуда меня не связали да домой не
привезли. Нет, видно, мне с тем и умереть. Того гляди, сбегу опять ночью да где-нибудь либо в реке утоплюсь, либо в канаве закоченею.
Ермак помнил этот
дом хорошо, и когда по моей просьбе он рассказывал о прошлом, то Разоренов тотчас же
приводил из «Онегина», как Наполеон скрылся в Петровский замок и
Дома я лег и спал до утрия, пока не разбудили: «Ступай, кто
из вас побил Андрея?» Тут уж и Андрея
привезли, и урядник приехал.
Если свободная женщина приехала без денег или
привезла их так мало, что хватило только на покупку избы, и если ей и мужу ничего не присылают
из дому, то скоро наступает голод.
Возница
привез меня в Александровскую слободку, предместье поста, к крестьянину
из ссыльных П. Мне показали квартиру. Небольшой дворик, мощенный по-сибирски бревнами, кругом навесы; в
доме пять просторных, чистых комнат, кухня, но ни следа мебели. Хозяйка, молодая бабенка, принесла стол, потом минут через пять табурет.
Так их и
привезли взаперти до Петербурга, и пари
из них ни один друг у друга не выиграл: а тут расклали их на разные повозки и повезли англичанина в посланнический
дом на Аглицкую набережную, а Левшу — в квартал.
А Лаврецкий вернулся в
дом, вошел в столовую, приблизился к фортепьяно и коснулся одной
из клавиш: раздался слабый, но чистый звук и тайно задрожал у него в сердце: этой нотой начиналась та вдохновенная мелодия, которой, давно тому назад, в ту же самую счастливую ночь, Лемм, покойный Лемм,
привел его в такой восторг.
Груздев приехал перед масленицей и остановился в господском
доме. Петр Елисеич обрадовался ему, как дорогому гостю, потому что мог с ним отвести душу. Он вытащил черновые посланного проекта и торопливо принялся объяснять суть дела,
приводя выдержки
из посланной рукописи. Груздев слушал его со вниманием заинтересованного человека.
Но воображение мое снова начинало работать, и я представлял себя выгнанным за мое упрямство
из дому, бродящим ночью по улицам: никто не пускает меня к себе в
дом; на меня нападают злые, бешеные собаки, которых я очень боялся, и начинают меня кусать; вдруг является Волков, спасает меня от смерти и
приводит к отцу и матери; я прощаю Волкова и чувствую какое-то удовольствие.
Разговоры Раисы Павловны
привели Лушу в самое возбужденное состояние, и она ушла
из господского
дома в каком-то тумане, унося в душе жгучую жажду иной жизни, о какой могла только мечтать.
В прежние времена не было бы никакого сомнения, что дело это останется за купцом Михайлом Трофимовым Папушкиным, который до того был дружен с
домом начальника губернии, что в некоторые дни губернаторша, не кончивши еще своего туалета, никого
из дам не принимала, а Мишка Папушкин сидел у ней в это время в будуаре, потому что
привез ей в подарок серебряный сервиз, — тот самый Мишка Трофимов, который еще лет десять назад был ничтожный дровяной торговец и которого мы видели в потертой чуйке, ехавшего в Москву с Калиновичем.
Петр Степанович быстро обернулся. На пороге,
из темноты, выступила новая фигура — Федька, в полушубке, но без шапки, как
дома. Он стоял и посмеивался, скаля свои ровные белые зубы. Черные с желтым отливом глаза его осторожно шмыгали по комнате, наблюдая господ. Он чего-то не понимал; его, очевидно, сейчас
привел Кириллов, и к нему-то обращался его вопросительный взгляд; стоял он на пороге, но переходить в комнату не хотел.
Каждое утро его под конвоем
приводили из смирительного
дома в редакцию; тут он на карте вымеривал циркулем кратчайший путь
из Москвы в Индию, и выходило ужасно близко.
С тех пор"молодой человек"неотлучно разделяет наше супружеское счастие. Он проводит время в праздности и обнаруживает склонность к галантерейным вещам. Покуда он сидит
дома, Матрена Ивановна обходится со мной хорошо и снисходит к закладчикам. Но по временам он пропадает недели на две и на три и непременно уносит при этом енотовую шубу. Тогда Матрена Ивановна выгоняет меня на розыски и не впускает в квартиру до тех пор, пока"молодого человека"не
приведут из участка… конечно, без шубы.
Её история была знакома Матвею: он слышал, как Власьевна рассказывала Палаге, что давно когда-то один
из господ Воеводиных
привёз её, Собачью Матку, — барышнею — в Окуров, купил
дом ей и некоторое время жил с нею, а потом бросил. Оставшись одна, девушка служила развлечением уездных чиновников, потом заболела, состарилась и вот выдумала сама себе наказание за грехи: до конца дней жить со псами.
Приведя в порядок свое хозяйство, дедушка мой женился на Арине Васильевне Неклюдовой, небогатой девице, также
из старинного дворянского
дома.
Прасковья Ивановна была очень довольна, бабушке ее стало сейчас лучше, угодник майор
привез ей
из Москвы много игрушек и разных гостинцев, гостил у Бактеевой в
доме безвыездно, рассыпался перед ней мелким бесом и скоро так привязал к себе девочку, что когда бабушка объявила ей, что он хочет на ней жениться, то она очень обрадовалась и, как совершенное дитя, начала бегать и прыгать по всему
дому, объявляя каждому встречному, что «она идет замуж за Михаила Максимовича, что как будет ей весело, что сколько получит она подарков, что она будет с утра до вечера кататься с ним на его чудесных рысаках, качаться на самых высоких качелях, петь песни или играть в куклы, не маленькие, а большие, которые сами умеют ходить и кланяться…» Вот в каком состоянии находилась голова бедной невесты.
Вот каким образом происходило дело: месяца за два до приезда Алексея Степаныча, Иван Петрович Каратаев ездил зачем-то в Уфу и
привез своей жене эту городскую новость; Александра Степановна (я сказал о ее свойствах) вскипела негодованием и злобой; она была коновод в своей семье и вертела всеми, как хотела, разумеется кроме отца; она обратила в шпионы одного
из лакеев Алексея Степаныча, и он сообщал ей все подробности об образе жизни и о любви своего молодого барина; она нашла какую-то кумушку в Уфе, которая разнюхала, разузнала всю подноготную и написала ей длинную грамоту, с помощию отставного подьячего, составленную
из городских вестей и сплетен дворни в
доме Зубина, преимущественно со слов озлобленных приданых покойной мачехи.
Жена его находилась вовсе не в таком положении; она лет двадцать вела маленькую партизанскую войну в стенах
дома, редко делая небольшие вылазки за крестьянскими куриными яйцами и тальками; деятельная перестрелка с горничными, поваром и буфетчиком поддерживала ее в беспрестанно раздраженном состоянии; но к чести ее должно сказать, что душа ее не могла совсем наполниться этими мелочными неприятельскими действиями — и она со слезами на глазах прижала к своему сердцу семнадцатилетнюю Ваву, когда ее
привезла двоюродная тетка
из Москвы, где она кончила свое ученье в институте или в пансионе.
Косяков уже шагал по двору. Ночь была светлая, и Косяков боязливо оглядывался в сторону
дома, точно боялся какой засады. Вот и знакомый старый ларь. Сняв осторожно замок и накладку, Косяков еще раз оглянулся кругом и по пояс опустился в глубокий ларь, где долго шарил руками в овсе, прежде чем ущупал заветный узелок. Достав узелок
из ларя, Косяков вернулся с ним в Зотушкин флигелек, проверил там деньги и передал Зотушке ту самую жилку, которую когда-то
привез Михалко
из Полдневской от Маркушки.
Последний аргумент имел неотразимую силу, и Гордей Евстратыч утешался пока тем, что хоть
дом поставит по своему вкусу. Он
привозил из города двух архитекторов, которые меряли несколько раз место и за рюмкой водки составляли проекты и сметы будущей постройки.
— Вот теперь и полюбуйся… — корила свою модницу Татьяна Власьевна, — на кого стала наша-то Нюша похожа? Бродит по
дому, как омморошная… Отец-то шубку вон какую
привез из Нижнего, а она и поглядеть-то на нее не хочет. Тоже вот Зотушка… Хорошо это нам глядеть на него, как он
из милости по чужим людям проживается? Стыдобушка нашей головушке, а чья это работа? Все твоя, Аленушка…
И у королевы короткое платье и грубые ноги, а на голове корона, которую
привезли из какого-то набега предки и по ее образцу выковали
дома из полпуда золота такую же для короля.
Раз нанялся он работником у одного смедовского мельника. Мельнику встретилась надобность отлучиться недели на две
из дому. Накануне отъезда
приводит он Акима к плотине и говорит ему...
Тут была и оборванная, растрепанная и окровавленная крестьянская женщина, которая с плачем жаловалась на свекора, будто бы хотевшего убить ее; тут были два брата, уж второй год делившие между собой свое крестьянское хозяйство и с отчаянной злобой смотревшие друг на друга; тут был и небритый седой дворовый, с дрожащими от пьянства руками, которого сын его, садовник,
привел к барину, жалуясь на его беспутное поведение; тут был мужик, выгнавший свою бабу
из дома за то, что она целую весну не работала; тут была и эта больная баба, его жена, которая, всхлипывая и ничего не говоря, сидела на траве у крыльца и выказывала свою воспаленную, небрежно-обвязанную каким-то грязным тряпьем, распухшую ногу…
Но однажды хозяин
привёл его в
дом, где было собрано бесчисленное количество красивых вещей, удивительное оружие, одежды
из шёлка и парчи; в душе мальчика вдруг всколыхнулись забытые сказки матери, радостно вздрогнула окрылённая надежда, он долго ходил по комнатам, растерянно мигая глазами, а когда возвратились домой, спросил хозяина...
Князь бесновался, бесновался, наконец один раз, грозный и мрачный как градовая туча, вышел
из дома, взял за ворот зипуна первого попавшегося ему навстречу мужика, молча
привел его в
дом, молча же поставил его к купели рядом со своей старшей дочерью и велел священнику крестить ребенка.
Нищий
привел его в свою квартиру, в
дом Бунина, на Хитров рынок, и заботливые соседи успели вдосталь обобрать Колесова и сделать
из него одного
из тех многочисленных оборванцев, которыми наполнены трущобы Хитрова рынка и других ночлежных
домов, разбросанных по Москве.
Мужики называли этот
дом палатами; в нем было больше двадцати комнат, а мебели только одно фортепиано да детское креслице, лежавшее на чердаке, и если бы Maшa
привезла из города всю свою мебель, то и тогда все-таки нам не удалось бы устранить этого впечатления угрюмой пустоты и холода.
Между тем княгиня велела ему сказать, что она никак не может выйти
из своей комнаты занимать гостью, а поэтому князю самому надобно было оставаться
дома; но он дня два уже не видал Елены: перспектива провести целый вечер без нее
приводила его просто в ужас.
— Разве вот что сделать! — произнес он. — Погодите, я сейчас вам все бумаги мои
привезу!.. — проговорил он радостно и затем, схватив шапку, выбежал
из нумера; но через какие-нибудь полчаса снова вернулся и действительно
привез показать Елене, во-первых, купчую крепость и планы на два огромные каменные
дома, собственно ему принадлежащие, и потом духовное завещание от родной бабки на очень большое имение.
Кучумов. Коли две, пожалуй. А я вас в воскресенье обедом накормлю
дома, дам вам севрюгу свежую, ко мне
из Нижнего
привезли живую, дупелей и такого бургонского, что вы…
Кроме одного здешнего купца Сандерса, никто его не знает, и генерал Рапп стал было сомневаться, точно ли он итальянской купец; но когда его
привели при мне к генералу, то все ответы его были так ясны, так положительны; он стал говорить с одним итальянским офицером таким чистым флорентийским наречием, описал ему с такою подробностию свой
дом и родственные свои связи, что добрый Рапп решился было выпустить его из-под ареста; но генерал Дерикур пошептал ему что-то на ухо, и купца отвели опять в тюрьму.
Все это Аделаида Ивановна отчасти
привезла с собой, а частью собрала
из других комнат братнина
дома.